Чувство сознания

Но как тяжело это наказание, подсказывает нечуждое ни одному человеку чувство сознания, что без людского доверия самая жизнь перестает быть желательной. многие затруднения встречаются далее при ближайшем применении этого наказания. недоверие к честности должно, в сущности, последовать там, где выказался недостаток честности. Уже из этого видно, как велико должно быть число случаев, на которые распространяется это наказание. не менее велико затруднение при вопросе, каков должен быть срок наказания. Бесспорно, всякий благомыслящий человек захочет распространить его только на известное время. но разве судья в состоянии сделать так, чтобы тот, кто в течение известного времени был лишен доверия своих сограждан, сразу опять приобрел бы его по прошествии дня?

Наконец, с высказанными во всем этом сочинении положениями несогласно, чтобы государство стремилось каким бы то ни было образом придать мнению граждан известное направление. По моему мнению, было бы поэтому лучше, если бы государство оставалось бы в пределах своего долга, а именно: ограждать граждан от подозрительных лиц; поэтому везде, где это может быть необходимо, например, при замещении должностей, при определении законом свидетелей или правоспособности лиц, желающих быть опекунами, и т. д., оно должно было бы постановить с помощью определенных законов, что тот, кто совершил то или иное преступление, вынес то или иное наказание, должен быть лишен названных выше прав; в то же время государство должно быть лишено общего выражения недоверия или даже объявления лишения чести. Тогда было бы очень легко определить срок, по прошествии которого подобное лишение прав перестало бы существовать. нечего и упоминать о том, что государству всегда оставалось бы дозволенным действовать на чувство чести с помощью бесчестящих наказаний. Точно так же нечего повторять, что нельзя допустить ни одного наказания, которое простиралось бы, помимо преступника, на его детей и родных.

Справедливость и законность одинаково сильно восстают против них; и даже осторожность, с которой относительно подобного наказания выражается прекрасный во всех остальных отношениях прусский свод законов, не может уменьшить жестокости, лежащей в основе самого предмета. Если абсолютный размер наказаний не допускает общего определения, то оно, напротив, тем необходимее при относительном. именно: должно точно установить, в чем заключается сущность, на основании которой определяется степень наказаний, назначаемых за различные преступления. Согласно выше развитым началам мне кажется, что это не может быть не что иное, кроме степени неуважения чужого права в преступлении, степени, которая должна быть обсуждена на основании сущности права, нарушаемого преступлением. Самое естественное определение должно бы было основываться на том, легко или трудно воспрепятствовать преступлению; так что величина наказания должна бы была соразмеряться с количеством причин, служивших поводом к преступлению или удержавших от него. Однако если верно понять это положение, то оно окажется тождественным с установленным выше. Нбо в хорошо устроенном государстве, где к преступлению не ведут обстоятельства, зависящие от самого государственного устройства, не может быть никакого другого существенного повода к преступлениям, помимо именно того неуважения к чужому праву, в котором только проявляются ведущие к преступлению стремления, наклонности, страсти и т. д.