Французская революция

Французская революция представляла явление настолько замечательное, что не могла не привлечь внимания даже и тех, кто питал незначительный интерес к современной истории и политике. Все возрастающее безумство якобинцев, бегство и возвращение короля были явлениями, действующими даже на людей, вовсе не интересующихся политикой, подобно тому как северное сияние и кометы действуют даже на человека, совершенно безразличного к астрономии. к тому же события во франции имели характер, совершенно отличный от обычного характера политических движений; как раз в этот момент Национальное собрание рассматривало общие права человека, и эти прения больше напоминали заседания философской академии, нежели законодательного корпуса. Именно этот философский характер революции должен был внушить интерес человеку, который так мало, как только возможно, интересовался фактами как таковыми и их прагматизмом. С этой стороны и Гумбольдт заинтересовался французскими событиями. Они представляли для него темы политической философии; в письмах к своим берлинским друзьям он при случае делился своими размышлениями на эти темы. Среди этих друзей многие принадлежали к числу таких рьяных защитников разума, что они с восторгом относились к априоризму, с которым французская нация приступила к построению нового правового здания на развалинах разгромленного старого государства. к одному из этих друзей Гумбольдт обратился в августе 1791 г. с посланием, в котором развивает совершенно иные взгляды. Он сам и заранее называет свое мнение парадоксальным. Это была та же парадоксальность, которая заставила его уже в вопросах религии и веротерпимости занять место, одинаково удаленное как от Бистера, так и от Лафа — тера, которая внушила ему недоверие к созерцательной философии Якоби и презрение к логическому формализму популярных философов.